0
20575
Улыбка Чеширского Кота. Социальные науки скрывают реальность в угоду заказчикам
«Выиграет тот, кто обеспечит зловещее интеллектуальное превосходство над своим оппонентом» (Карл Поланьи, «Великая трансформация») (статья 2009 года)
Казалось бы, этот термин имеет отношение к широким слоям общества, но сегодня эта «неосознанность» имеет и самое прямое отношение к тем, кто называет себя «учеными» (особенно в области социальных наук) и «научными сотрудниками». Современная социальная наука сформировалась как отражение социальной реальности в конце 19 – начале двух третей 20 века, когда социальная сфера достаточно четко была отделена от политической; политическая сфера отделена от экономической; где были политика и гражданское общество.
Советский догматический марксизм зашел в тупик, рухнул советский строй, в Россию бурным потоком хлынули западные политология, социология и пр. В стране сложилось ожидание, что «сейчас мы будем приобщены к новым, «правильным» знаниям и нам откроется истина». Но необходимо констатировать, что эти дисциплины пришли к нам в тот момент, когда на Западе они переживали острейший кризис, связанный с тем, что фактически стали исчезать объекты, которые изучают эти науки и которые конституируют сами науки, поскольку любая наука существует до тех пор, пока у нее есть базовый объект исследования, которого нет ни у одной другой.
Отметим, что социология возникла как инструмент изучения западного гражданского общества, но она не подходит для изучения индийских каст – здесь нужен другой понятийный аппарат. Что происходит сейчас, в начале 21 века, на западе? – скукоживается гражданское общество. Политика превращается в комбинацию шоу-бизнеса и административной системы – недаром сейчас так много людей из этой области идет в политику - поскольку механизмы становятся идентичными и сутью политики становятся сличные процессы.
Иными словами – исчезают объекты исследования, а дисциплины, по словам Андеря Фурсова, остаются в воздухе как улыбка Чеширского Кота. «Чеширский кот исчез, а улыбка осталась». Нынешняя «мейнстримовская» социальная наука – это в значительной степени фантомная наука. При этом у нее нет понятийного аппарата для описания современной реальности, нет социальной структуры, для описания той власти, которая реально существует в мире. И в этом плане нынешнюю «мейнстримовскую» социологию, политологию, экономику можно назвать криптоматиками – т.е. дисциплинами, которые скрывает реальность, а не анализирует ее.
И это, безусловно, соответствует позиции тех групп, которые контролируют нематериальные факторы производства, т.е. финансово-политической элите. Система фондов, которые выдают гранты на исследование, полностью поддерживают эту линию. Гранты выделяются на что угодно - на исследования гендорных отношений - пожалуйста, на исследования гомосексуалистов и лесбиянок - еще лучше. Но на исследование мировой финэлиты ни один фонд (ни частный, ни государственный), за последние 50 лет не выделили никаких денег. Совершенно не проводятся фундаментальные исследования общества потому, как подобные исследования – это исследования главного вопроса - «где у них логово». На исследования «логова» деньги не выделяются. Кризис современной социальной науки отражают эту ситуацию.
Показателем является происходящее в экономике
«Официальной» экономическим учением фактически стала школа либерального монетаризма, но ей так и не были описаны экономические процессы мирового кризиса. В результате, до сих пор практически нет серьезных обсуждений его реальных последствий.
Главным элементом стимулирования экономики «цивилизованного запада» с 1981 года является кредитная эмиссия «рейгановского образца». Осуществлялась она ФРС под уже выданные гражданам кредиты, причем стоимость этих кредитов все время падала. Но источником прибыли для предприятий все больше и больше становились именно кредиты, выданные потребителям их продукции. Это не только увеличивало роль финансовой системы в экономике, но и перераспределяло общий объем получаемой прибыли в финансовый сектор. При этом в экономической науке все большую роль начала играть школа, которая основной упор в регулировании и развитии экономики делала на финансы. В период бешеного «бума» 90-х годов (которому, по большому счету, Запад обязан растаскиванием экономического наследия мировой социалистической системы) представители школы «либерал-монетаризма» заняли ключевые посты и в правительствах, и в основных международных экономических институтах (типа МВФ и Мирового банка), и в крупнейших частных корпорациях, особенно финансовых. Официальный язык этих организаций стал откровенно монетаристским, все остальные течения экономической науки были объявлены откровенно маргинальными.
Такая скорость и успешность продвижения, в общем, достаточно неадекватного и, скорее, псевдонаучного течения связана, конечно, с деньгами.
Эмиссия не может не вызывать инфляции, но денежные власти США никак не могли допустить, чтобы она происходила в производственном и потребительском секторах экономики. Поэтому были придуманы средства канализации капиталов - финансовые «пузыри» фондового рынка, рынка дот-комов, недвижимости, нефтяных фьючерсов, создавались новые финансовые рынки, деривативы, направленные на «связывание» избыточных денег, и т.д. На финансовых рынках образовывались сверхприбыли, которые их бенефициары могли выводить на товарные рынки. Именно за счет этого механизма образовывались скороспелые мультимиллионеры и миллиардеры. Но с точки зрения классической экономики, прибыльность финансового сектора не может превышать прибыльности товарной экономики, финансовые инструменты – это инструмент сбережений, а не потребления. Сложившаяся в 80-е-90-е годы финансовая элита не могла не понимать, что она просто перераспределила в свою пользу доходы от эмиссии, что сверхдоходы этих лет она получала за счет большей части населения. Отсюда и такое острое нежелание проводить исследования в этой области (впрочем, лично для себя мировая элита исследования все-таки проводит - это люди с хорошими знаниями, аналитики, которые способны прогнозировать сами и нанять опыmных aналumuков, для составления прoгнозов глобальных mенденций и выработки решений).
Отказываться от невероятного счастья, колоссальных сверхдоходов, ужасно не хотелось, да это и трудно было сделать по политическим причинам: политическая элита США начала активно использовать монетаристскую фразеологию и свойственные этому течению причинно-следственные цепочки со времен Рейгана, а уж в эпоху Клинтона это стало обязательным ритуалом. Отказ от них неминуемо ставил перед обществом вопрос об ответственности, который очень хотелось бы перенести на как можно более дальний срок. В результате, начало кризиса все оттягивали и оттягивали, все более и более его углубляя.
И теперь самое время перейти к последствиям. Во-первых, поскольку за это время все альтернативные монетаризму экономические школы существенно захирели, а сама она, напротив, сильно расцвела, в том числе и за счет поддержки правительственных структур разных стран, реальное обсуждение причин и последствий кризиса до сих пор невозможно. Маргинализация альтернативных теорий по прежнему один из самых сильных аргументов в руках чиновников и монетарных «гуру», а триллионы долларов эмитированных денег, которыми они распоряжаются, делает монетарный «язык» единственно возможным на официальном уровне.
Во-вторых, как следствие, правительства вынуждены ограничиваться крайне узким набором мер, которые, к тому же, неадекватны ситуации. А значит, кризис не только будет продолжаться существенно дольше, чем предписывает теория (3-5 лет, по аналогии с периодом экономического кризиса весны 1930 – конца 1932 года, который предшествовал «Великой» депрессии), но и будет существенно более глубоким.
В-третьих, он радикально изменит экономические механизмы, поскольку стимулирование спроса станет невозможным. Это означает, что структура конечного спроса принципиально изменится (и никто не может гарантировать, что она вернется, например, к ситуации 60-х годов), а значит, изменятся и механизмы получения прибыли и, как следствия, инвестирования. Именно это станет главной проблемой финансового сектора в период кризиса и после него: даже в ситуации, когда возможно делать прибыльные инвестиции, соответствующие институты, вооруженные устаревшим инструментарием и, главное, возглавляемые монетаристами, неминуемо будут раз за разом совершать серьезные ошибки, принося своим клиентам крупные убытки.
В-четвертых, ключевым моментом на пути выхода из кризиса станет создание альтернативных монетаризму научных экономических школ. Как мы уже отмечали выше, лидеры современного монетаризма «срослись» с бюрократической верхушкой на почве «распила» сверхприбылей (в США – образованных за счет эмиссии, в других странах – за счет продаж в США или паразитировании не тех или иных финансовых «пузырях») и рассчитывать на то, что они по доброй воле откажутся от власти и возьмут на себя ответственность за содеянное не приходится. Даже создание «мировых денег» лишь оттянет неминуемую смену философии развития. А значит, нужно ждать углубления кризиса и готовиться к политическим методам смены экономической парадигмы.
Не менее конъюнктурны и демографические исследования
Существует множество объяснений, почему вымирает население «западных цивилизаций». Показательна демографическая динамика, как параметрической функции от времени, где, как это ни парадоксально, важнейшим параметром является баланс прав между мужчиной и женщиной. В кратком варианте теорию можно изложить так:
1. Когда женщина имеет меньше прав, чем мужчина, и несёт основную тяжесть от вынашивания ребёнка и деторождения, до ухода за ним, то рождаемость находится на экстремально высоком уровне. Цикличность этих процессов - порядка сотни лет. (на исследования демографии стран «третьего мира» деньги выделяются охотно)
2. Когда женщина начинает приобретать какие-то права, рождаемость падает и цикл удлиняется. Процесс представляется апериодическим. При некотором балансе прав мужчины и женщины, демография стабилизируется (ситуация практически не исследуется).
3. Когда бесправен мужчина, демография отрицательна. Этот случай официально не исследуется. На такие исследования не выделяются гранты. Солидные журналы не печатают такие статьи. Тем не менее, демографические проблемы первого мира - убедительнейшее свидетельство неизбежности такой ситуации. Как минимум - на длительный период ликвидации патриархата и, скажем, матриархальной реакции. Скорее всего, у дискриминировавших своих мужчин этносов перспективы не из блестящих. Они будут стареть, привлекать гастрабайтеров - и, в конечном счёте, уступать им свои земли. В лучшем случае - растворяться среди них, а в худшем - вымирать окончательно. Вероятно, они могли бы стабилизироваться в каком-то новом состоянии - размножаться клонированием. Но это - маловероятно, просто потому, что история редко даёт второй шанс. Никто не даст им достаточно времени, чтобы оправиться от причинённого самими себе ущерба. Вероятнее всего, они уйдут.
Именно этот последний случай мы наблюдаем сейчас в Европе, где место коренного этноса занимает более молодой - «привлеченный» мусульманский. С таким поворотом событий давно столкнулась «стaрая Евроna», достаточно вспомнить столкновения двухгодичной давности во Франции или недавние в Кельне. В этом же ряду можно упомянуть и нашумевшие заявления мусульманских проповедников в Англии о грядущем «Лондонистане». Египетский ученый Бат Йеор даже ввел в оборот термин «Еврабия», имея в виду процесс «исламизации или арабизации Европы».
Почему это происходит, почему вымирает население «запада»? Прежде всего, из-за ухода от традиционного уклада, отказа от морали, которую предлагала основная европейская религия – христианство. Место традиционного уклада подменили либеральные идеи «толерантности», переросшие в идеологию вседозволенности, отказа от моральных основ. «Права человека» в теории либертарианства - господствующей идеологии современного западного общества – фактически стали означать отказ от его моральных обязанностей, что требовала традиционная религия (демографическая динамика европейского христианства соответствовала второму пункту изложенной выше теории). Либертарианские «права человека» стали синонимом отказа от обязанностей, что стало причиной наблюдаемого вырождения (третий пункт теории). Не удивительно, что воспитанные на других моральных ценностях мусульмане начинают доминировать в Европе, переживающей позднеримский упадок (демографическая динамика ислама ближе к первому пункту).Но ситуация с этих позиций не исследуется ни в демографии, ни в этнологии, ни в социологии.
«Для того, чтобы получить определённый результат, нужно хотеть получить именно этот результат; если Вы хотите получить определённый результат, Вы его получите»
Т. Лысенко, академик, 1939, «Спорные вопросы генетики и селекции»
Тезис, который в современных условиях полностью подтверждается таким же «принципиальным» конъюнктурщиком - ветераном получения западных грантов из Института этнологии РАН, который пишет: «…смертность давно превышает рождаемость. Это свойство всех развитых стран с достаточно высоким или средневысоким уровнем жизни населения. И сокращение населения России вызвано не плохими условиями жизни и ее ухудшением, или каким-то кризисом, а наоборот, улучшением условий жизни. Такая демографическая ситуация будет сохраняться и в будущем» Не стоит объяснять, с какой целью проталкивается тезис «спад рождаемости – это хорошо, так принято в развитых благополучных стабильных странах». Вывод делается следующий: «Нужна новая политика по обеспечению притока населения в страну… До сегодняшнего дня осуществлялась политика не миграционная, а антимиграционная. Мы практически закрыли миграцию в нашу страну при потребности как минимум в 800 тысяч мигрантов в год…»
На сегодня мы фактически довольствуемся интеллектуально-теоретическими объедками с западного стола — убогими экономикс, социологией и политологией, которые, во-первых, отражают иную социальную реальность; а, во-вторых, реальность 25–30-летней давности. При этом у нас сформировался целый кластер концептуальных падальщиков-компрадоров, воспроизводящих в научной сфере то, что в сфере социально-экономической вытворяет криминально-компрадорская элита.
В книге «Великая трансформация» (
Почему в России произошел Октябрьский переворот? Потому, что предыдущая система потеряла свое «зловещее интеллектуальное превосходство». Если сравнить фотографии последнего Временного правительства и первого совнаркома – то видны люди совершенно разных эпох. Персонажам 19 века с определенным физико-антропологическим типом противостояли люди 20-го века «военноспортивного типа» (по определению Бердяева) или пассионарии (по определению Гумилева).
В конце 90-х Россия утратила свое интеллектуальное превосходство и проиграла. Нынешняя мировая ситуация во многом напоминает 1920-е — 30-е годы: РФ не удастся качественно улучшить своё положение в существующей системе, для РФ и её господствующих групп в этой системе нет долгосрочно-безопасных ниш. И потому расшатывание этой системы можно только приветствовать — оно расширяет поле для нашего маневра, но игра на этом поле предполагает наличие интеллектуально-стратегического превосходства.
Разумеется, это превосходство — условие не достаточное, таковым является политическая воля, которая должна ломать хребет оппонентам на мировой арене или, как минимум, продемонстрирует готовность это сделать. Однако интеллектуальное превосходство — совершенно необходимое условие, чтобы не только выигрывать на мировой арене, но просто попасть на неё в качестве игрока: чтобы ломать хребет, надо знать, где находятся наиболее уязвимые точки и соединения; как бы ни относиться к большевикам, но они хорошо знали болевые точки той системы, против которой работали, их власть была одновременно и тем, что Фуко называл «властью — знанием».
Нам необходимо принципиально новое знание о мире, с иной дисциплинарной сеткой, чем нынешняя, отражающая реалии уходящей эпохи, знания, прежде всего о главных тенденциях и трендах его развития, о его болевых точках: современная «мейнстримная» социология, как политология об этом не расскажут.
И естественно, помимо нового знания о мире, знания, практическая цель которого — победа, наша победа в Большой Мировой Игре, нам нужно абсолютно точное, честное и беспощадное знание о самих себе (А.Фурсов). Знания, в котором не будет, с одной стороны, самобичевания и самоунижения конца 1980-х — 1990-х, с другой, — сюсюканья и соплей о «загадочной русской душе» и воззвания к эзотерическим предкам — это только демобилизует, нам же нужно мобилизующее знание, знание-штык. Его создание — залог русского успеха в XXI веке.
Для того чтобы побеждать в 21 веке необходимо создавать совершенно новую систему рационального знания о мире, иначе ее создадут другие силы и вложат свою матрицу нам в голову.
_________________________
по материалам fintimes.km.ru russia.ru/ fursov.ru proza.ru
