Вопросы глобализации. Часть IV. «Демос» и «кратия», жить чтобы победить смерть

Мы должны понять как устроен окружающий нас мир и наконец научиться жить по законам своей, Русской Цивилизации
Многие говорят о «безальтернативности» происходящих процессов «глобализации», положения общества («демоса») и состояния власти («кратоса»), тем самым создавая настроения «исторического пессимизма», но у нас есть возможность приглядеться и увидеть, что действительность совсем не такая, как нам это пытаются внушить и у нас есть возможность позитивного выбора. В том числе и в системе управления. Попробуем разобраться…
Мы уже говорили о том, что народы, населяющие различные регионы планеты постепенно сгруппировались не только в государственные и расовые блоки, но и расположились по своим «психологическим свойствам» (это отмечали еще и древние греки). Общая этнопсихология народов варьируется с довольно четкой последовательностью по линии Запад-Восток. Западный «демос», тяготеет к дробности индивидуалистической, рационалистической психологии. Эта тенденция получила свое предельное выражение в той цивилизации, которая построена на современном Западе. Восток отличается созерцательной отвлеченностью от индивидуума, метафизичностью, коллективизмом, общинностью, «антропологическим пессимизмом» и т.д. Иногда эта разница определяется как противоречие между западным «активизмом» и восточным «фатализмом» (А.Дугин, «Русская вещь»).
Эта закономерность отражается и на этнокультурной однородности народов, которая максимальна на Востоке и минимальна на Западе. Пределом общества смешения являются США, крайний Запад, а пределом этнической устойчивости — Дальний Восток, Китай и Япония. Логично предположить, что такое распределение отражается и на «коллективном бессознательном» народов — устойчивое и сильно развитое у людей Востока, бледное и хаотичное у людей Запада. Работы Юнга и других исследователей «психологии глубин» блестяще подтверждают эту гипотезу. То же самое, можно сказать и о готовности к жертвенности, восприятия духовности и т.д. Так, в полном соответствии с вышеизложенным, на Дальнем Востоке нормой являлось «умереть за Императора»[1], а на Крайнем Западе – скорее пристрелить компаньона, поскольку «Боливар не вынесет двоих».
В соответствии с этнопсихологическими и геополитическими факторами сложились и два типа элит – «элиты философии суши» и «элиты философии моря». Первые из которых имеют более четко выраженную иерархическую структуру, но меньшую гибкость, вторые – более гибкую структуру иерархии, предельную рациональность, но меньшую принципиальность, сохраняя свое положение и статус на протяжении последних 500 лет (в том числе и благодаря естественной преграде). При этом элитам «философии моря» в настоящий момент удалось добиться преимущественного положения (как только элита «суши» отказалась от развития собственного идеалистического проекта). Насколько долго сохранится status quo – вопрос времени - в настоящий момент человечество подошло к точке бифуркации. Суть ее в том, что каждая цивилизация имеет определенное поле возможностей развития, определяемое потенциалом ее системы ценностей, человеческим материалом, географическим положением и ресурсным потенциалом, запасом знаний и технологий. В ходе роста и развития цивилизация приближается к пределам своего потенциала. Вместе с тем идет поступательный процесс развития производительных сил и нарастания объема знаний. Достигая предела этого потенциала, цивилизация подходит к определенной развилке: либо осуществить прорыв в новую область возможностей и получить «второе дыхание», либо пойти по пути приспособления к сокращающемуся потенциалу, постепенного свертывания и деградации, приводящим к коллапсу или к длительному застою.
Необходимо отметить, что в современном языке под словом «цивилизация» понимается, прежде всего, ее европоцентристская модель. И когда говорят о цивилизационном кризисе, под этим понимается кризис преобладающей на сегодня европоцентристской модели, с ее дробной рациональностью и всеми другими атрибутами.
По какому вектору пойдет дальнейшее развитие нашей истории зависит, прежде всего, от нас самих, в том числе и от того, какую форму управления мы выберем.
НЕМНОГО ИСТОРИИ
Раздумьям об идеальной форме государства предавались с давних времен. Так идеальное государство у Платона (эллинская цивилизация, ее «выражение в отчетливых эстетических понятиях» – А.Тойнби) - это «золотой век» справедливого «правления лучших и благородных». Если среди правителей выделяется кто-нибудь один – это монархия, если несколько – аристократия.
Описывая идеальную форму правления, Платон вывел и негативистские направления, перечисляя их по мере нарастания «корыстных устремлений, обуславливающих поступки и поведение людей»:
1. Тимократия - власть честолюбцев, где еще сохранены черты «совершенного» строя, возникает с появлением частной собственности, превращением свободных в рабов, что ведет к вырождению идеальной аристократии. Заметно стремление к обогащению, и «при участии жен» спартанский образ жизни переходит в роскошный, что обуславливает переход к…
2. олигархии - «строю, основанном на имущественном цензе», с четким разделением на богатых (немногочисленный правящий класс) и бедных, которые не участвуют в управлении, но делают возможной беззаботную жизнь правящего класса. У бедных появляется ненависть к богатым, приводящая к перевороту в государстве и установлению -
3. демократии, осуществляющейся тогда, когда «бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей». В этом государстве предполагается «полная свобода и откровенность и возможность делать что хочешь». К власти может придти человек, который не имеет способности к управлению и не добродетелен, но ему оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к толпе. Однако, демократия «опьяняется свободой», еще более усиливает разобщенность бедных и богатых классов общества, возникают восстания, кровопролития, борьба за власть, что может привести к возникновению наихудшей государственной системы –
4. тирании, к которой приводит избыток свободы, что приводит к возникновению государства вообще не имеющего свободы, живущего по прихоти одного тирана. «Из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство».
Общество, пройдя определенный путь и сменив несколько раз форму управления, стало сложнее. Эллинизм соединился с гебраизмом (Мэтью Арнольд). На смену правителям-философам, выражавшим интересы «граждан» (представляющих из себя эгалитарную аристократию) - элиты общества, где «каждый свободен и имеет по десять рабов», пришли правители-экономисты, в подавляющем большинстве представляющие интересы крупного капитала, а массы, работающие на него стали исчисляться не десятками, а многими миллионами. Позиции западной цивилизации стали рассматриваться ее представителями как «вершина развития», а ее принципы насаждаться с мессианским задором принудительно в качестве глобального эталона. Изменилось и представление об идеальном устройстве общества, где на сегодня (для упокоения масс) оптимальным политическим устройством принято считать демократию (находящуюся на втором месте негативного рейтинга Платона). Впрочем, «идеальной» демократия в современном ее понимании таковой не является и на Западе, поэтому постоянно подвергается критике.
КРИТИКА ДЕМОКРАТИИ
Демократия, как форма правления в западном ее понимании, подвергается критике с разных сторон, как от сторонников, так и противников от «правых» (де Мэстр, Эвола, Генон и т.д.) и «левых» идеологических блоков.
При этом демократы и их противники сходятся в одном — в рассмотрении конкретных членов общества как «популяцию социальных микробов, наделенных примарными инстинктами», «существ, способных испытывать лишь наслаждение или страдание» (Поль Вен). Противники демократии (солидаризируясь с Платоном) настаивают на необходимости правления элиты состоящей из кастового компетентного аристократического меньшинства, выделенного из массы и не связанного с ней. Сторонники демократии, напротив, утверждают, что принцип «аристократизма» и «элитарности» является насилием над массой – но не без оговорок. В частности, Карл Поппер, подвергает критике «массовость» пропорциональной системы, где «даже крошечные партии могут иметь большое (часто решающее) влияние на формирование правительства и, следовательно, на принятие политических решений», агитируя в пользу двухпартийной системы (яркие примеры Украины и США). Он же считает, что существуют лишь две формы государственного устройства: форма в которой возможна бескровная смена правительства (посредством проведения выборов – или «демократия»), и та форма, где это невозможно («диктатура» или «тирания»). Критерием становится возможность бескровного свержения правительства.
Ответом ему могут служить слова Лестера Туроу («Будущее капитализма»): «Что же означает демократия, когда политические партии неспособны предложить различные идеологические убеждения, различные мечты о природе будущей политической системы, о направлении к обетованной земле, - чтобы можно было обсуждать альтернативные пути в будущее? Выборы превратились в опросы общественного мнения, вертящиеся вокруг тривиальности и зависящие от того, как кто-нибудь выглядит по телевидению. Выборы уже начинают рассматривать как замену одной шайки проходимцев другой шайкой проходимцев». Сейчас и политика, и сами выборы, в том числе и в двухпартийных системах, становятся профанацией, превращаясь в дорогое эстрадное шоу, а удаление от власти устоявшейся финансовой элиты, обладающей «зловещим интеллектуальным превосходством» (К.Поланьи), режиссирующей и оплачивающей этот шоу, вряд ли возможно мирным путем. «Стандартная» демократия стала политической архаикой ХХ века, система сильно изменилась. «Слова «капитализм» и «демократия» — это идеологические пустышки. Реальный Запад совсем другой. И та социальная система, которая там сейчас существует, — это уже сверхобщество» (А.Зиновьев).
Уинстон Черчилль говорил: «Демократия является худшей формой правления, за исключением всех остальных». Между тем, во многих случаях мы видим, как демократия, победив, порождает квази-аристократическую систему правления, или наоборот, как аристократический, монархический режим становился выразителем самых посредственных представителей социальной массы или идет на поводу у самых низших и количественных слоев общества.
Резюмируя, можем сказать, что критики демократии и ее сторонники основываются на изначальном допущении относительно чисто количественного характера общества, на убежденности в механистичности поведения конкретных автономных индивидуумов, в полном тождестве народа и массы. Но, в реальности, ни один народ не представляет собой той «идеальной» количественной модели, на базе которой обе идеологические стороны строят свои доводы и доказательства. Поэтому существует другой подход и к критике демократии, и к решению проблемы деградации этой формы управления и организации общества.
ТРИ ТИПА ДЕМОКРАТИИ
Ален де Бенуа высказал очень важное соображение относительно существования трех типов демократии, соответствующих трем членам знаменитой демократической триады «Свобода, Равенство, Братство» («Liberte, Egalite, Fraternite»).
Первый тип демократии, наиболее распространенный в современном мире, — это «либеральная демократия», ставящая во главу угла принцип «либерализма» (от фр. liberte - свобода). Этот тип демократии делает акцент на индивидууме, на «нарциссическом субъекте», абсолютизируя его экономические и животные потребности; требует подчинить всю структуру общества эгоистическим интересам «свободного потребления», неотделимо связывая его с концепций «прав человека», ставшей основой мондиалистской демагогии при критике иных вариантов демократического устройства. Для либеральной демократии характерен принцип: «один человек — один голос».
Этот тип демократии стал предельным выражением европоцентристской западной цивилизации, основу которой составляют эллинизм и гебраизм. Идеологическим обоснованием такой демократии служит идеология либерализма. Рассматривая эту форму правления с «позиции элит», отмечаем, что она прежде всего устраивает элиту «философии моря», а ее распространение происходило вместе с процессом глобализации и диспропорциальным перекосом (до 60%) распределения доходов в пользу финансового капитала. Напряжение в этом обществе заложено его в главной диспропорции - между желанием «обладать» и желанием «жить» (что порождает провоцирующий войны экспансионизм). Можно указать и другую главную проблему для этой формы демократии– отсутствие «захватывающей мечты о будущем»[2] для «демоса». Но что еще можно ожидать от ее реального «кратоса» – финансовой элиты?
Будущее такого общества представляется его апологетами в предельной концентрации капитала, что превратит деньги в абсолютную власть и переведет экономику на распределительную систему (об этом откровенно пишет Жак Аттали в книге «Краткая история будущего»). Контроль за подобным обществом перейдет к «мировому правительству», сформированному предельно сжатым капиталом, таким образом, современный либерализм трансформируется в диктатуру финкапитала самого отвратительного, парамасонерского типа. Аттали устанавливает и срок этого перехода – к середине XXI века. Очевидно просматривается и вектор к реализации этого плана - кратчайший путь к созданию мирового правительства – мировая валюта, кратчайший путь создания мировой валюты – мировой финансовый экономический кризис.
Второй тип демократии - это «эгалитарная демократия», называемая иногда «народной демократией». В ней доминирует принцип «равенства» (egalite). Этот тип демократии более всего проявился в форме тоталитарных режимов. Данная концепция демократии является предельной, экстремальной формой механицистского отношения к обществу, понимаемому как масса атомарных индивидуумов. Именно такие «эгалитарные типы» демократии Хосе Ортега-и-Гассет определил как следствие «восстания масс», характерного для политического пейзажа XX века. В эгалитарно-демократическом режиме преобладает тот же атомарный, количественный подход к индивидууму, как и в либерально-демократическом, но при этом преимущество отдается не отдельному индивидууму, а всей совокупности таких индивидуумов, массе.
При этом, если за основу брался некий класс, то и все параметры общества его идеологами подгонялись под условия существования «гегемона». Так за понятие «равенства» изначально принималось равенство всеобщей бедности (восточный путь). Если же если идеологами за основу бралось равенство в рамках нации или расы, но говорилось о ее превосходстве над другими нациями и расами, то это противопоставление автоматически означало войну (западный путь). Таким образом, в основу такой демократии закладывалось насилие - либо над получателями «прибавочной стоимости», либо над «неправильными» расами.
Идеологическим обоснованием такой формы демократии являются множественные националистические и коммунистические теории. Привлекательность заложена в наличии «захватывающей мечты о будущем». Эта форма правления присуща элите «философии суши». К этой же форме, с известными оговорками, относят и ее наименее внятный и «беззубый» вариант «суверенной демократии», где формула «захватывающей мечты о будущем» полностью отсутствует.
И наконец, третий тип демократии, наиболее редкий и позитивный, альтернативный по отношению к предыдущим, чисто количественным типам, это «органическая демократия», основанная на принципе «братства» («fraternite»). Эта форма демократии представляет собой противоположность не только первым двум типам демократии, широко представленным в современной политической ситуации, но и антидемократическим теориям, основывающимся на тех же неорганических, механицистских предпосылках в отношении структуры общества (Ш.Моррас).
Смысл «органической демократии» в том, что в качестве основы социального устройства общества она берет народ как особую единую качественную и органическую общность, укорененную в истории, имеющую свою собственную духовную, культурную, национальную и политическую традицию, которая и ложится в основание политического самопроявления народа, служит критерием принятия судьбоносных решений и принципом коллективного волеизъявления. Органическая демократия рассматривает народ не как безжизненный механизм, но как живой организм, не могущий быть расчлененным на атомарные единицы (детали) без того, чтобы не наступила смерть. Определение такой «органической демократии» дал немецкий философ Артур Мюллер Ван ден Брук: «Демократия есть соучастие народа в своей собственной судьбе». И здесь не столь важно, в какой форме это соучастие достигается[3]. Намного важнее ощущение единства власти и народа в общем историческом процессе.
Нужно отметить, что полностью оформленной политической теории для этой формы демократии до сих не существует, но таковой можно однозначно признать зарождающуюся в тезисах «четвертую политическую теорию», получившую дальнейшее развитие в начальном варианте программы. При этом нужно отметить, что такой вариант демократии более присущ народам восточного «демоса» сохранившим свое «коллективное бессознательное» (в том числе и в России). Западу для того, чтобы реализовать на практике подлинное «соучастие народа в решении его судьбы», необходимо прежде ликвидировать устроенные либеральными утопистами антитрадиционные последствия melting pot’а переплавляющего народ в массу.
КОГДА ПРОИЗОШЕЛ СБОЙ
В истории можно указать на очевидный момент, когда в процесс поиска гармоничного сосуществования был заложен сбой. Так изначально в основополагающем лозунге Французской Республики наличествовали все три термина демократической триады «Свобода. Равенство. Братство», но уже в Декларации 1789 года, в Конституциях 1791 и 1793 годов, равно как и в Хартии 1830 года, остались только два первых термина, а упоминание о «братстве» было изъято. Оно оказалось не нужным складывающейся новой элите, имеющей глубокие сектантские корни. Таким образом, два реально доминирующих типа демократии — демократия либеральная и демократия эгалитарная, - отвечающие интересам элиты образца 18-19 веков, отнюдь не исчерпывают собой всех демократических возможностей. Не удивительно, что они оставили за скобками самый привлекательный, гармоничный вариант демократии, в котором обе части термина «демос» («народ») и «кратос» («власть») несут в себе самое конкретное, естественное и органическое содержание, чего не скажешь о первых двух вариантах, где вместо «народа» и его «власти» мы имеем дело с абстрактными и произвольными, волюнтаристическими концепциями некой «политической секты», стремящейся любой ценой воплотить в жизнь свои химерические и механицистские социальные утопии.
Почему? Тому есть логическое объяснение. Идеология либерализма стала «творческим продолжением» протестантского удара по христианскому «соучастному» восприятию мира, направленного на индивидуализацию духовного начала и возведение личного обогащения в религиозную добродетель. При этом «english hebraism» слившись в определенный момент истории с рабовладельческими и ростовщическими «авантюристическими капиталами» (определение М.Вебера) носителей самого hebraism’a, фактически переродился в культ Золотого Тельца – религию ростовщиков и торговцев. Братство и бессребреничество (в том числе проповедуемые христианством) этому культу представляют опасность, поэтому упоминание о «братстве» было сразу изъято из триады определения развития общества, а дехристианизация Европы финально оформилась к нашему времени.
С «решением христианского вопроса» произошло и удаление религиозной интериализации, выполняющей функцию самоконтроля человека и общества. При этом средство управления массам снова, как это было в дохристианских религиях, перенесено в экстериальную область, где функцию современного «гнева богов» выполняют рукотворные страхи «международного терроризма», искусственной пандемии, «глобального потепления» и т.д., проповедуемые с амвона электронных СМИ, принадлежащих узкому клану финэлиты[4].
При этом можно по пунктам перечислить резоны этого клана, так настойчиво поддерживающего распространение идеологии либерализма, приобретающего форму культа. Во-первых, постулатом о святости личной собственности элите гарантируется сохранение капиталов; во-вторых, основываясь на экономоцентризме, играя на эгоизме и алчности индивидуумов, пропагандируя «тотальное потребление» и превознося гедонизм, максимализируются прибыли корпораций; в-третьих, единственное ограничение, накладываемое на индивидуума - не нарушать права окружающих его индивидуумов, - способствует неконтролируемому движению спекулятивных капиталов; в-четвертых, пропагандируемая абсолютная раздробленность общества на атомарные, «нарциссические субъекты», дает неоспоримые преимущества закрытыми устойчивыми кланами исповедующих другую устойчивую идеологию, обеспечивая тем самым «зловещее интеллектуальное превосходство» и власть парамасонерским структурам и сомнительным этническим образованиям.
В основу этого культа ложится -
ЭКОНОМОЦЕНТРИЧНОСТЬ, КАК ПРОИЗВОДНАЯ АЛЧНОСТИ
Согласно концепции Эриха Фромма, существование состоит из двух противоположных принципов: принципа обладания - «мы живем для того, чтобы обладать вещами», и принципа бытия - «мы живем для того, чтобы жить всей полнотой жизни» (развиваться духовно, искать пути духовного развития, совершенствоваться, как личностям и т.д.). В той или иной степени каждый из принципов представлен в любом обществе, но важно то, на какой из принципов преимущественно ориентировано данное общество.
Мы уже говорили о том, что высказывание В.Ратенау «экономика – это судьба» стало определяющим для всей истории развития ХХ века. Нужно отметить, что демократии «неорганического типа» имеют общую основу - экономоцентризм. «Буржуазное общество и породило социализм, и довело до него. Социализм есть плоть от плоти и кровь от крови капитализма... Поклонение Мамоне… одинаково свойственно и капитализму, и социализму» (Н.Бердяев)[5].
Считавшаяся еще до недавнего времени «победителем» либеральная модель зиждется на трех столпах: частной собственности, прибыли и власти. Приобретать, владеть и извлекать прибыль стали священными и неотъемлемыми правами. При этом понятие «частной собственности» трактуется следующим образом: «не важно, как она была приобретена; не имеет значение, как я собираюсь с ней поступить; пока я действую в рамках закона, мое право на нее абсолютно и ничем не ограничено»[6]. При таком способе существования самое важное - это приобретение и неограниченное право сохранять приобретенное. В буддизме этот способ поведения описан как «ненасытность», авраамические религии называют его «алчностью». Такой способ существования превращает в вещи и субъект и объект, но связь между ними смертоносна, а не животворна. Она неизбежно порождают стремление к власти – сначала установить контроль над собственностью, а затем защищать ее от таких же субъектов, в том числе применяя насилие. Насилие начинает применяться и для захвата чужой собственности. С такой установкой на обладание счастье заключается в превосходстве над другими, во власти над ними и, в конечном счете, в способности захватывать, грабить и убивать.
Расточительное потребительство непосредственно вытекает из «установки на обладание» - безуспешное стремление «удовлетворить ненасытность». Поэтому акценты переносятся уже на сам процесс потребления, а не на сохранение приобретенного. Сегодня человек покупает, чтобы в скором времени выбросить покупку. Приобретение - временное обладание – выбрасывание - новое приобретение… - таков порочный круг потребительской ненасытности. Более того, сформированы такие отношения, при которых человек ощущает себя как товар и стремится только к полной адаптации к обстоятельствам, утрачивая собственную личность и существуя в соответствии с принципом «Я такой, какой я вам нужен». Экономика абсолютизировалась.
Пока рынок был целью, это могло мобилизовать и вдохновлять (это и было мотором либеральной динамики); достигнув своей предела, энергия иссякла. Двигаясь к абсолютизации экономического, человек постепенно растерял свою человечность, свои человеческие смыслы, становясь «придатком» финансовых процессов. Но экономику абсолютизировала «ненасытность», которая стала вытеснять и самого человека. То, что составляло сущность человеческого, стало переосмысляться теоретиками постиндустриального общества, как «препятствие на пути технического прогресса». Характерная фраза - «содержание культуры - это совокупность иррациональных моментов, связанных пережитками предыдущих фаз развития цивилизации» (Д. Белл).
Лишая человека культуры и истории, апологеты рынка и технократии подвели к той черте, за которой homo economicus должен приобрести совершенно иные видовые качества, связанные с максимальной рационализацией - быстроту брокерских реакций, высокую скорость принятия решений, ничем не обремененные рыночные и спекулятивные инстинкты. Ускоряющейся экономике потребовалось совершенно другое существо. Когда этот процесс достиг кульминации и рынок стал основным содержанием мировой истории, противоречие вскрылось. Человек - с его ограничениями, атавизмами, предрассудками, мифами, с его «жизненным миром» стал преградой на пути дальнейшей рационализации рынка, рост которого предполагался до бесконечности. Половинки понятия homo economicus вошли в конфликт. Нужно отбросить или человека (как вариант - обнулить его «оперативную память»), или economicus.
(Между тем, исследования подтвердили, что «размер (ВВП) не имеет значения» [7])
ЕСЛИ ВЫБРАТЬ СОХРАНЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА,
то стоит пересмотреть отношение к двум базисам в экономике: во-первых, к абсолютной частной собственности; во-вторых, к существующей концепции денежных отношений - заменив кредитные деньги, на «альтернативные» свободные деньги с демереджем. Второе, безусловно, является наиболее действенным из реально существующих решений и, кроме того, многократно и успешно апробированным на практике способом развивать реальную экономику, ликвидировав при этом диктат кредитных денег – инструмент диспропорционального обогащения безмерно раздутого, паразитирующего глобального финансового сектора. Таким образом, если эгалитарные демократии социалистического типа предлагали восстанавливать справедливость через изъятие прибавочной стоимости у одного класса в пользу другого, совершая насилие над людьми, то восстановление справедливости в «органической демократии» предполагается через ликвидацию кредитной природы денег, совершая насилие над абстракцией. Тем более, что эта система имеет шанс на внедрение в одной из наиболее продвинутых стран мира (кстати, находящейся на крайней точке этнически устойчивого «соучастного» Востока[1]). Накапливаемые капиталы - прошлое и, в конечном счете, мертвое. Борьба между трудом и капиталом превращается в борьбу между жизнью и смертью, борьбу настоящего с прошлым, борьбу людей и вещей, борьбу бытия и обладания. «Органическая демократия», «империя духа» - общество, в котором живое одерживает победу над мертвым.
Сохраняя личную собственность, необходимо пересмотреть и отношение к абсолютной частной собственности, которой можно противопоставить другие формы: созданную своим трудом, ограниченную, функциональную, общую, распределяемую между различными субъектами. Не впадая в две крайности – абсолютно частной и «ничей» государственной, следует вспомнить о концепции «пучка правомочий»[8], где допускается владением разными правомочиями (и ответственностью) на один ресурс различными субъектами. Такая система достаточно гибка для того, чтобы регулировать ограничения прав собственности без их коренного пересмотра или перераспределения, позволяющее сохранить в обществе баланс интересов. Это может достигаться тем, что часть пучка правомочий оставляется за одним основным собственником в то время, как другая часть передается другим (например, трудовому коллективу, муниципалитету, региональным властям или центральному правительству). Это не универсальная парадигма, но важный аспект научного исследования, позволяющий открыть новые горизонты в экономике, использующей рыночные рычаги, но сохраняющей установку на полноценный активный контакт с миром, солидарность, ощущение бытия, как реальности во всем ее многообразии, а не как процесса «делания денег» и приобретения вещей, развитие способностей, в том числе способности отдавать, делиться с другими, жертвовать собой.
АЛЬТЕРНАТИВЫ
Во всех вышеизложенных главах, осуждая европоцентристскую модель управления обществом, мы в основном говорили и обсуждали в методы управления и консолидации, приближенные к европейским идеалам. Стоит взглянуть и оценить существующие восточные примеры управления.
Японскую модель стоит упомянуть отдельно. Ее социокультурный тип полностью соответствует всем признакам «закрытого общества», включающие в себя партикуляризм, приоритет синтеза, коммунитаризм, экстравертность, синхронное и циклическое восприятие времени, статусократию, иерархичность (в противоположность «открытому обществу»). Сильное влияние на формирование строя оказала этика самураев[1], которая сложилась как синтез мировоззрений синтоизма (с центром в культе местных богов и предков), дзен буддизма (с учением о бесконечной цепи перерождений и статусом в жизни, обусловленном предыдущими жизнями) и конфуцианства (с почитанием иерархических структур, старших, с приданием важного значения личностным, в первую очередь, семейным и родовым отношениям).
В японской системе механизма, интегрирующего мир, отсутствует личностный Бог, как центральный координатор, «невидимая рука». Вместе с тем, чувство уязвимости от природных катастроф, этническая однородность, древняя привязанность к возделыванию культуры риса, требовавшего коллективных усилий деревенской общины, способствовали выработке группового сознания («японского группизма»), при отсутствии в нем внешнего координирующего дополнения. Все участники должны были сами, стремясь к взаимодействию, добиваться общей гармонии целого. Эта этика легла в основу известной японской системы менеджмента, основанного на коллективизме и патернализме. Экономический успех Японии после Второй Мировой показывает, что групповая и коллективистская мораль может в не меньшей степени, чем протестантский индивидуализм служить основой современного экономического развития.
При этом в дальневосточной японо-китайской цивилизации четкого разделения социальной и экономической сфер до сих пор не произошло. Японская корпорация продолжает выступать не только как экономическая, но и как социальная единица - и это является краеугольным камнем японского менеджмента. Японские корпорации продолжают образовывать «сообщества сообществ», смыкаясь в интересах нации и государства перед иностранным конкурентом, вторгающимся в их сферы влияния, в особенности на внутреннем рынке. Руководители японских корпораций в основном имеют техническое образование, разрыв в зарплатах руководства и персонала не превышает 6-10 раз (в США руководители в основном экономисты и юристы, а разрыв в зарплатах доходит до 80). Отношения между предприятиями строятся не только на чисто рыночных связях, но и на неформальных, зачастую нерыночных отношениях. Успех сопутствует дальневосточной модели, в чем можно убедиться не только на примере Японии, где отбор той же бюрократии идет скорее по китайскому, чем по западному образцу. Эта система носит название -
МЕРИТОКРАТИЯ
«власть достойных» (от лат meritus — достойный и греч κρατος — власть, правление). Определение, которое наиболее близко описывает существующую сегодня в Китае систему управления. До этого стране пришлось преодолеть догматизм маоизма – восточной формы эгалитарной демократии[9].
Используя дешевую рабочую силу, современный Китай делает ставку на высококвалифицированный государственный менеджмент. Уделяя много внимания развитию китайского товарного производства, мало замечают, какими темпами в том же Китае развивается образование. В списке 500 лучших вузов мира полтора десятка китайских и только два российских. При этом завоевали лидерство - в США уже признали превосходство азиатской науки. Отбор элиты начинается именно в системе образования. Основой здесь является уверенность в том, что существует лишь ограниченное число талантов и что важная функция системы заключается в том, чтобы они не пропали впустую, отдавая свои способности на благо государства. Меритократия подчеркивает равенство скорее конкуренции, чем результата, устанавливая, что положение в профессиональной иерархии занимается благодаря заслугам по универсальным, объективным критериям. Меритократия - это наилучшая форма управления в условиях огромного населения[10].
И в этом Дальний Восток совпадает с платоновским Государством, где правят мудрецы, а не банкиры. Но нужно помнить, что меритократия, как и любая форма правления, уязвима и склонна к перерождениию которому может противостоять только «соучастие» народа.
Дальний Восток своими экономическими успехами показывают, что западная модель разделения экономического и социального, рассматривающая социальную сферу только в качестве нахлебника потребителя ресурсов, во многом слабее, чем модель, учитывающая многообразные прямые и обратные связи между экономической и социальной сферой. Самая главная из этих связей состоит в том, что первичная социализация рабочей силы происходит именно в социальной сфере на уровне семей и локальных сообществ. При разрушении этих элементов общества экономика уже не может получать дисциплинированную, добросовестную и квалифицированную рабочую силу. Процесс смягчения ограничений на пути максимизации прибыли не может продолжаться до их полной отмены. Это - тупиковый путь.
ATT TO: δῆμος – К «ДЕМОСУ»
Если ранее мир выстраивался вокруг некоторых основополагающих тенденций, ключевых понятий и упорядоченных паттернов, то современная эпоха выглядит как хаотическое движение с непредсказуемыми результатами. Мы живем в эпоху внешнего давления на традиционные представления и подходы к оценке мира и своего места в нем, на социальный институт семьи и т.д. Происходящие изменения связываются с понятием «новый мировой порядок», хотя то, что происходит, как в системе межчеловеческих, так и мировых отношений, трудно назвать «порядком», скорее хаосом. Но также можно сказать, что этот хаос наступил в результате последовательных действий и отчасти[11] является управляемым, а оказываемое внешнее давление имеет своих выгодополучателей. Но, так же очевидно, что сложность и многогранность нового мира невозможно свести к одному источнику.
Политика уходит из реальной жизни и тому есть несколько объяснений. Во-первых, получив минимальные блага, внимание человека сосредотачивается на все более и более усиливающемся потоке информации, которую не возможно всю отследить, сложно выявить в этом потоке и закономерность. Во-вторых, рост цен на все услуги, автоматически обозначил и высокую стоимость самой политики, затраты на осуществление которой способны потянуть лишь мощные корпорации или элита, имеющая доступ к государственным ресурсам. Все эти факторы выдавливают человека из политики. Но неизбежное усиление кризисных явлений в сложившейся глобальной экономической системе автоматически означают падение уровня жизни, что вызовет естественное недовольство системой. Нужно помнить, что кризис – это еще и время для новых возможностей. Нужно заранее составить свое мнение о глубинных причинах происходящего, что бы не дать глобальному капиталу использовать этот протест.
Помимо влияния технологий, оказывающих постоянное давление на общество, немаловажное значение имеет тот факт, что процессы затрагивают и внутренний мир человека, его восприятие общества и самого себя. Поэтому для каждого важно ясно понимать что происходит, насколько видны закономерности, кто владеет технологиями давления, какие цели преследует, чем руководствуется и сделать свой выбор - насколько следует поддаваться явно и неявно пропагандируемым внешним тенденциям и закрепить для себя якорные понятия (как семья, друзья, свое мироощущение и место в этом мире). Но, сделав выводы о том что дорого, необходимы выводы и о том, как это сохранить.
Нужно отметить, что значительная часть образованного слоя, который является ключевым носителем культуры и развития как такового, зачастую теряет себя, предъявляя несоразмерно завышенные стандарты своего личного потребления. Это касается всех видов потребления: от еды до демократии. Но не возможно только потреблять, необходимо и отдавать. Поэтому для себя нужно решить, насколько Вы готовы отстаивать свои убеждения, свою готовность вступать в ассоциации, союзы и пр., затратив на это свою время и усилия, или, хотя бы, проводя сколько-то времени в интернете, отправить свою послание в блоги действующих политиков (которые, как ни странно, учитывают как отдельные мнения, так и массовость требований). Перечисленные выше действия на микроуровне приводят к изменениям в отношениях между личностью, социальными и властными структурами, приводя к изменению среды.
Развитие общества, по Тойнби, происходит в режиме «вызова-и-ответа». Общество в процессе своего развития вынуждено отвечать на вызовы, которые бросает ему внешняя среда и социальные силы внутри самого общества через формирование отклика-реакции. Эффективность отклика определяет будущее общества, которое в результате или получает новый импульс для развития, или надламывается, не справившись с вызовом. Следствием надлома становится распад общества или же оно застывает в своем развитии, переходя в стадию окостенения, вплоть до очередных больших потрясений и катаклизмов, приводящих, в конечном счете, к его разрушению. Насколько мы можем коллективно противостоять этому или поддаться – зависит от нас.
АТТ ТО: κράτος – К «КРАТИИ»
Существование элиты «философии суши» в режиме «неорганических демократий» не возможно, поскольку основные политические теории эгалитарной демократии потерпели крах, а либерализм терпит крушение в настоящий момент. При этом не реально и существование в рамках элиты «философии моря» из-за ее традиционного отношения к колонизируемым странам, элита которых всегда оставалась «папуасами» для «цивилизованных» колонизаторов. Смена идеологии на религию потребления не поменяла отношение элиты «моря» к «суше» - здесь срабатывают законы геополитической конкуренции. Политика начинается с определения «друг-враг» (К. Шмитт) и хотя в условиях глобализации определение «свой-чужой» внешне представляются размытыми, нас «своими» никогда не посчитают, пока «элита моря» не будет все контролировать на территории «суши», но это означает крушение самого базиса существования ее элиты. Надеяться на «глобальные договоренности» глупо – достаточно взглянуть на фигуру Горбачева, в лучшем случае воспринимаемого как клоуна. Спокойно отсидеться в рамках «суверенной демократии» так же не удастся – история учит, что «как минимум четыре (а при правильном подсчёте – пять) российских монархов пали жертвой заговоров, которые были организованы британской разведкой...». Элита «моря», обладая «зловещим интеллектуальным превосходством», устраняет своих конкурентов. Так же следует вспомнить о «проблеме 1917 года», профинансированной в первую очередь уже «американским гебраизмом» - философия обладания и потребления неразрывно связана с экспансионизмом. Российские императоры, не сумели выработать достойного противодействия, отчасти из моральных соображений (считая это ниже своего достоинства), отчасти переоценивая возможности и полагаясь на просторы государства. За что и поплатилась. Для элиты «суши» крайне опасным является внешний фактор, но нельзя списывать все только на него.
Элита, как и общество, должна развиваться, отвечая на вызовы, которые бросает внешняя среда и социальные силы внутри самого общества через формирование отклика-реакции. Эффективность отклика определяет ее будущее. В нашей истории было несколько моментов, когда элита была сметена со страниц истории. К этому привели неспособность вовремя отреагировать на вызов времени и отсутствие адекватной системы знаний. Так элиту одного психотипа в начале ХХ века сменила элита «военноспортивного типа» (Н.Бердяев), обладающая пресловутым «зловещим интеллектуальным превосходством». В последствии новая элита – партийная номенклатура, отказавшись от поддержания идеалистического проекта, отказалась возглавить неореволюционные движения конца 60-х, предпочтя этому свои личные социально-экономические гарантии. Сначала это повлекло резкое падение авторитета в мире, спровоцировало застой, а затем и разрушение самой системы. Переход на другую систему взглядов не помог развитию - система ценностей западной цивилизации начала рушится по причине заложенных дефектов, увлекая нас в очередное падение.
При этом история доказала, что всякий раз при отказе от собственного пути развития и переходе на взгляды, и теоретические разработки элиты «моря» - на территории «суши» начинались катаклизмические процессы, приводящие к смене элит, исповедующих другие принципы, не свойственные для данной территории. Так происходило и в «Смутное время», так произошло и в период с 1917 по 1937 год. Многое остается под вопросом в наше время. Когда тебе встраивают мировоззрение, не соответствующее той социальной системе и культурной среде, в которой ты живешь, ты объективно начинаешь ее разлагать. Нейтрального знания не бывает, особенно в социальной сфере. Гуманитарные технологии способны подготовить крушение, они всегда связаны с политикой.
«Модернизация» необходима не только в сфере индустриализации, технических и информационных технологий, но и в сфере социальных и экономических знаний, которые на сегодня, во-первых, отражают иную социальную реальность; а, во-вторых, реальность 25–30-летней давности. Элите «суши» необходимо собственное знание-штык, интеллектуальное превосходство. Разумеется, это превосходство — условие не достаточное, таковым является политическая воля, которая должна ломать хребет оппонентам на мировой арене или, как минимум, продемонстрирует готовность это сделать. Однако интеллектуальное превосходство — совершенно необходимое условие, чтобы не только выигрывать на мировой арене, но просто попасть на неё в качестве игрока.
В 21 веке жесткой иерархии элиты «суши» очевидна настоятельная необходимость в адаптации стиля и методов организации общества и государства к требованиям новых времен. Поиск и нахождение баланса между принципами единоначалия в жесткой иерархии и сетью горизонтальных взаимодействий, которые не формализуются или слабо формализуются, оставляя свободу действий при принятии решений. Важнейшим, краеугольным элементом при этом признается создание сетей адекватного управления через максимальную открытость государственных структур. Создание общей структуры обмена информации, объединяющие существующие данные, содержащие как первичную, так и проработанную информацию, позволяющие создавать и осуществлять совместную осведомленность, релевантную нуждам; пользователи информацией должны также быть ее поставщиками, неся ответственность за ее своевременное и быстрое размещение в сети. Подвижность является интегральным свойством организации и результатом взаимодействия и взаимовлияния других ее атрибутов – быстроты реагирования, живучести, инновационности, гибкости, адаптабельности и отказоустойчивости.
Но эти задачи нельзя выполнить силами сгнившего коррумпированного аппарата. Они требуют вовлечения в процесс государственного управления большого количества умных, грамотных, квалифицированных людей для начала и подготовки целого поколения для рекрутирования новых, чтобы успешно завершить начатое. Идеальным вариантом для этого является формирование механизма меритократии и ротации, что задаст правильные стимулы для правящей элиты, в том числе и провинциальной. Нужна власть, которая способна уже сегодня ответить на завтрашние вызовы, то есть обладающая интеллектом если не Преображенского, то как минимум Борменталя.
«Меритократия – это не то, «чего бы хотелось». Это то, чего требует время».
Мы не выросли из общества самураев, но русский социокультурный тип однозначно предполагает «соучастие» народа, свойственное «органической демократии» – самому оптимальному типу из всех вариантов демократий, единственному, который не должен привести к диктатуре – личной или диктатуре капитала. «Соучастие органической демократии» должно стать тем механизмом, что выработает объективное мерило способностей для меритократического отбора эффективных управленцев.
При этом интериализация самоконтроля - духовности – единственный способ сохранения цельного и лояльного общества, элиты и возможность развития страны. Наибольшим потенциалом в этом вопросе обладают традиционные религиозные конфессии. К разработанным «Основам учения о достоинстве, свободе и правах человека», предложению следить за нравственностью бизнеса, стоит добавить и концепцию о нравственности государственной службы, последовательно направляя на государеву службу образованных духовных людей, в том числе и тех, кто готов был оставить мирскую жизнь ради духовной. Так ради спасения страны в трудные для нее моменты монахи брали в руки оружие.
Так же глупо опираться только на политические технологии, не развивая национальное самосознание своего народа. Долго в таких условиях элите продержаться не удается.
Одним из постоянных недостатков элиты «суши» является ее стратегия. Игнорируя внешнее поле, используя исключительно оборонительную тактику, оперируя исключительно на своей территории, сужая тем самым поле для маневра, ситуация будет всегда проигрышной со стратегической точки зрения. «Тот, кто хорошо обороняется, прячется в глубины преисподней; тот, кто хорошо нападает, действует с высоты небес. Поэтому умеют себя сохранить и в то же время одерживают полную победу» (Сунь-цзы, «Искусство войны»). Единственным исключением из истории «элиты суши» был период эгалитарной демократии «военноспортивного типа», которая смогла обеспечить свое влияние в мире, через создание сетевых партийных структур. У коммунистического проекта, при наличии «захватывающей мечты о будущем», был один недостаток – для восстановления справедливости при перераспределении прибавочной стоимости требовалось совершить насилие над людьми.
Между тем, отсутствие идеалистического проекта, способного привлечь сторонников не только в стране, но и в своем регионе (в перспективе и в мире) является стратегической ошибкой. Если Запад предпочитал скупать местные элиты, то Россия предпочитала долгий путь «экстернационализма», надежно вовлекала местных лидеров в общегосударственный административный слой, получая надежных союзников. Созданный более 20 лет тому назад задел до сих пор помогает «суши», но долго так продолжаться не может. Лозунгом «За бабло!» искренних и надежных союзников не получить - всегда найдется тот, кто сможет предложить больше.
В условиях глобализации и развития электронных информационных технологий для организации своего влияние не обязательно поддерживать и спонсировать карманные партии, достаточно выдвинуть и развивать идею, идеалистический проект, предложив «захватывающую мечту о будущем», дефицит которой столь отчетливо наблюдается. При этом насилие над людьми заменяется насилием над «кредитной абстракцией». Элита, которая примет эту идею в качестве идеологии, станет элитой будущего.
Человеческая жизнь – соревнование и борьба. Общество – не добрая нянька. Складываясь из взаимодействия «множества воль», оно является средой, которая подстегивает способности человека выжить, устоять, утвердить себя, наконец – стать собой. Жизнь есть в какой-то степени воинское ухищрение, предпринимаемое с целью сбить с толку, победить главного своего соперника – смерть. И тогда никакие военные действия не понадобятся.
Непобедимость прежде всего заключена в нас самих…
____________________________
[1] Известный исследователь социальной психологии японцев Сугияма-Лебра отмечает особую склонность к групповому взаимодействию, выработавшуюся на протяжении веков вследствии традиции скученного расселения в легких домиках с бумажными перегородками, что проявляется в возможности невербального общения, способности понять друг друга, сопереживать и взаимодействовать без словесного контакта.
В ходе междоусобных войн, потрясавших Японию на протяжении четырех с половиной веков, на основе идеологии группизма, родившейся в глубинах крестьянских масс, под сильнейшим влиянием дзен буддизма, возникла рыцарская мораль самурайства - кодекс бусидо. Центральное место в нем заняло чувство долга - «гири», которое предполагало постоянную готовность принести в жертву себя, детей, родителей ради верности сюзерену. Конфликт между долгом – «гири» и чувствами – «ниндзе» всегда должен был решаться в пользу долга. Вместе с тем, культивировалась настойчивость в достижении цели, постоянное совершенствование, закалка души и тренировка тела. Виртуозное владение мечом и луком предполагало длительное и упорное овладение мастерством. Сохранились записи о молодом мужчине, который на храмовом празднике, стреляя непрерывно, выпустил более 40 тыс. стрел, три четверти которых попали в цель. Основой отношений самурая с сюзереном было служение. Последнее являлось высшим долгом самурая. Содержание слуг считалось нравственным долгом господина, а не его милостью по отношению к ним.
Вся система отношений в обществе рассматривалась в традиционной японской этике, как совокупность социальных ниш (ролей, судеб) «бун» и индивидуумов, которые могли их занять. Если все роли были заполнены и каждый исполнял ее как служение долгу, общество считалось находящимся в состоянии гармонии.
[2] Что всегда прослеживалось и в фантастических произведениях западных авторов. Да и «открытое общество» Поппера или «сказания» Аттали и других идеологов сложно признать «захватывающей мечтой».
[3] Карл Шмитт отмечал, что истинная, органическая «демократия возможна только в однородном, гомогенном обществе», так как «демос» в органическом понимании, чтобы адекватно править и изъявлять свою волю, должен быть иметь общие корни и традиции. Чем более составным и разнородным является общество, тем более оно должно отходить от демократии и стремиться к авторитарной власти — монархической и даже императорской. Это обусловлено тем, что при переходе к обществу, состоящему из нескольких органических единиц, народов, необходимо прибегать к некоей высшей инстанции для определения судьбы всех этих народов, к сакральному авторитету, к геополитическим и религиозным принципам. Шмитт считал, что «соучастие» народа в своей собственной судьбе в случае гомогенного общества проявляется в демократии, в случае более сложного варианта — в монархии, и в предельном случае, когда речь идет об огромном числе наций и этносов, вовлеченных в единую геополитическую, социально-государственную орбиту «соучастие» выражается в империи.
[4] В связи с этим уместно вспомнить и специфичное отношение к «вечному злу» – дьяволу, - на Западе, и к «гламуру», как демонстрации успеха. Как писал психолог Джулиан Бернард Роттер о «локусе контроля как дистрибутиве ответственности в теории социального научения» - «для крайне выраженной экстернальности… дефекты и негативные обстоятельства (впрочем, и позитивные также) довольно часто являются объектами демонстрирования. Экстерналы зачастую лелеют негативные аспекты своего существования, чтобы тем самым обеспечить себе привычное удовлетворение ложно определенных моральных и материальных потребностей, добиться «льготных» отношений с окружающими людьми, что близко по смыслу к потенциалу агрессивности и самоагрессии».
[5] Совершив две трансформации между двумя неорганическими демократиями наше общество в одном их вариантов могло приблизиться к органической демократии, но номенклатурная элита отказалась от развития идеалистического проекта, предпочтя ему личные социально-экономические гарантии [см.здесь [7].
[6] юридически сформулировано в статье 544 кодекса Наполеона. Созданием четко регламентирующего права кодекса, и особенно этой статьи, можно объяснить популярность «диктатора Бонапарта» в «либеральных кругах Европы». После его свержения, кодекс продолжал действовать, в т.ч. и в большей части освобожденной от французов Германии.
[7] Любопытно, но при составлении рейтинга самых счастливых людей, исследователи британского центра New Economics Foundation, пришли к удивительным результатам. При составлении рейтинга, получившего название «Индекс всепланетного счастья» учитывались такие факторы, как удовлетворенность жизнью, ожидаемая продолжительность жизни и уровень энергопотребления. Выяснилось, что самыми счастливыми в 2006 году являлись жители островного государства Вануату в Тихом океане, хотя их страна занимает всего 207-е место по размеру ВВП. Островитяне удовлетворены своей жизнью, живут в среднем до 70 лет и почти не вредят окружающей среде. Зимбабве, Гватемала, Сальвадор, Гондурас и Колумбия вошли в первую десятку по этим же причинам. В 2009 году рейтинг не сильно изменился – Коста-Рика, Доминикана, Ямайка, Гватемала, Вьетнам и т.д. И только с 43 места появляется представитель «развитых стран» - Голландия
[8] В 60-70-е гг. прошлого столетия в западной экономической мысли получила развитие теория прав собственности. Авторы теории исходят из того, что субъекты экономики используют «пучок прав», правомочий. Свой вклад в ее разработку внесли такие известные экономисты, как А.Алчян, О.Вильямсон, Д.Норт, Р.Познер, Дж.Уоллис и др.
Полный «пучок прав» (по А.Оноре) включает одиннадцать правомочий:
- право владения, то есть право исключительного физического контроля над благами;
- право пользования, то есть право применения полезных свойств для себя;
- право управления, то есть право решать, кто и как будет обеспечивать использование благ;
- право на доход, то есть право обладать результатами от использования благ;
- право суверена, то есть право на отчуждение, потребление, изменение или уничтожение блага; право на безопасность, то есть право на защиту от экспроприации благ и от вреда со стороны внешней среды;
- право на передачу благ в наследство;
- право на бессрочность обладания благом; запрет на использование способом, наносящим вред внешней среде;
- право на ответственность в виде взыскания, то есть возможность взыскания блага в уплату долга;
- право на остаточный характер, то есть право на существование процедур и институтов, обеспечивающих восстановление нарушенных правомочий.
Концепция собственности как сложного «пучка» правомочий допускает, что те или иные права на один и тот же ресурс могут принадлежать разным субъектам. Спецификация прав собственности означает закрепление за каждым правомочием четко определенного собственника, а не определение одного абсолютного собственника ресурса. Такой подход к определению права собственности делает его эффективным при заключении многосторонних соглашений на рынке, осуществления каких-либо сложных взаимодействий между индивидами по поводу использования ресурсов. К таким случаям можно отнести аренду имущества, трастовое управление собственностью, лизинг и другие сложные формы организации коммерческой деятельности.
Наиболее популярна в западной теории прав собственности теорема Нобелевского лауреата Р.Коуза - концепция, согласно которой проблемы контрагентов могут быть эффективно решены путем прямых соглашений между заинтересованными сторонами и не требуют государственного вмешательства при условии, что права собственности четко определены; стоимость сделки относительно невелика и сделка вовлекает небольшое число сторон. Суть теории Р. Коуза заключается в обосновании того, что «в условиях надлежащим образом определенных прав собственности производство непременно будет эффективным» и что «наиболее эффективными оказываются институты, обходящиеся обществу дешевле; что искусство экономической политики есть не что иное, как отбор наименее дорогостоящих способов координации экономической деятельности».
[9] путь Поднебесной к меритократии не исчисляется последними десятилетиями и имеет давние традиции. В определенные моменты истории страна была еще ближе к созданию этой системы. Карьерный рост кандидата в чиновники (ши) начиная с эпохи Тан был связан с овладением им достойным знанием (чжи) и способностью к сознательному действию (син). Сохранить за собой должность или перейти на более высокую чиновник мог только посредством сдачи экзамена. Во времена династии Сун широко использовалась трехступенчатая система экзаменов, с помощью которой на роль правителей отбирались претенденты, лучше других понимающие искусство, конфуцианство и административные проблемы.
[10] Но нужно понимать коллективное бессознательное китайцев, сформированное не только религиозными философиями - созерцательной отвлеченностью даосизма, метафизичностью и коллективизмом конфуцианства, общинностью, но и историей. При том, что им неоднократно приходилось вести войны с различными кочевыми народами вплоть до «восточного переселения народов» (IV-VI вв), наиболее грандиозные операции были связаны за гегемонию внутри Китая времен «Семи борющихся царств» (V-III вв до н.э.). Поэтому, «глаза» их «коллективного бессознательного» обращены внутрь.
[11] «отчасти» потому, что согласно теории сложных систем, балансируя на кромке турбулентности и хаоса, можно легко перейти грань и оказаться в зоне, где становится невозможно предсказать дальнейшее поведение системы даже теоретически.
Дополнительно использовались материалы: А.Дугин «Конец экономики», А. Дугин «Органическая демократия», Э.Фромм « Иметь или быть», Г.Пирогов «Идеи и принципы коммунитаризма в конце ХХ – начале ХХ1 века», Р.Арзуманян «Метафора нелинейности в социальных системах», статьи «Искусство войны. Антология военной мысли», «Философия истории Лян Шумина», ng.ru